Книгуру » Город Семи Ветров

Это было странно. Проданной квартиры в Старом городе хватило на то, чтобы оплатить один-единственный курс лечения. Зато на них можно купить билеты в тот единственный город, где лечат болезнь, которую обнаружили у отца. И оплатить курс лечения. Это не водоросли! Ромка это чувствовал. Но это тянулось недолго. Ромка знал за собой эту странность. Холод, теперь чувствовал он – это совсем другое.

Когда становилось совсем невмоготу, он утыкался носом в этот пух и вдыхал каждый запах по очереди. Эти запахи уносили его из серого безвременья, в котором он жил теперь. У него были крылья, а зрения, похоже, больше не было. Таким оказалось его проклятье – отдавать по частицам себя за каждую мелочь. Исчезнет, растворится в небытии, превратится в ничто. Единственное, что останется после него – это крылья.

Толик посмотрел на Ромку и фыркнул. Десять метров ледяной чёрной воды и тонкое лодкино дно между ними и этой водой показались ему не слишком хорошей новостью. Всё это время Ромкин фонарь лежал на скамейке и, как мог, освещал лодкин нос. Ромка шагнул поближе и нагнулся над находкой, чтобы рассмотреть. Или уж заорать в голос от ужаса. Это как повезёт.

Это футляр. Закрыт на ключ. Так не откроем, если только ломать. Может, в этом и стыдно было признаваться, но в последнее время Ромка часто думал о деньгах. Он не всегда был таким – слепым, измученным и крылатым. И в этот самый момент заметил, что книга, спрятанная под курткой, скользнула вниз и вот-вот выпадет.

Это был первый Ромкин день в доме бабушки и Лыса Петровича

Вернее, первый вечер. Одинокий вечер. Потом этих вечеров было считать-не пересчитать. Ромка подумал, что раз тропа есть, значит, не он первый тут идёт. От этого стало спокойней. Это было похоже на электрический разряд, пробивший от пяток да макушки. Дальше Ромка не помнил, но это его ни капельки не огорчало.

Потому что сразу же после этого к нему вернулась способность и двигаться, и соображать

Всё, что он ощущал раньше, оказывается, было и не холодом вовсе, а так – лёгкой прохладой. И он сделал то, что сумел – заговорил. Ромка вяло кивнул и приготовился превращаться в сосульку. Лодка скользила вдоль берега, но всё-таки до него было не так уж и близко. Рукой не дотянешься и не допрыгнешь. Бери второе и отталкивайся! Голос у него стал совсем другим, тонким и звенящим. Он замолчал, наклонился, сунул руку в воду и вытащил что-то непонятное.

И перестать бояться. Ромка иногда, если уж совсем было тошно, уходил из дома и бродил по соседней улице. Длинной-длинной. И вот там Ромка видел подарочные книги, сделанные под старину. И за месяц не потратишь. И ещё совсем капельку на то, чтобы мама могла быть рядышком, снимая даже не комнату, а угол в огромном тёмном домище.

В маленькой квартирке бабушки и её мужа Лыса Петровича. И холодной. Правда, холодным и влажным было всё вокруг. Он перехватил книгу поудобней и вдруг вспомнил о времени. По вторникам и четвергам. Или у тебя свои планы? – спросил Толик спокойно, и Ромка смутился. И чего он его подозревает? А то он и тебе мозги вправит. Ромка кивнул и бросился в соседние кусты. Как был – с фонарём в руке и книгой под мышкой.

Сословия тех, кто творил словом, были малочисленны, надменны и строго-настрого закрыты для чужаков. В тёмном парке только она и была освещена. Ромка перевёл дух и направился к домику.

Это же здорово, что на берегу реки! Потому что самый простой и верный путь обратно – путь по своим следам туда. Да, на воде не остаётся следов

Ромка подошёл к двери и посветил фонариком, разыскивая звонок. Звонка видно не было, и Ромка решил, что нужно стучать. В доме что-то звякнуло и сразу же распахнулось окно. Ромка отскочил и спрятался, где потемней. Ромка замер. Голос был тонкий, звенящий от слёз. И совершенно точно знакомый. Ромка стоял в самой густой темноте, давился возмущением и страхом и слушал. От этих звуков у Ромки перед глазами поплыла белёсая хмарь, а во рту появился стойкий металлический вкус. Он помотал головой, чтобы не поддаваться, и вдруг придумал.

На берегу непонятной реки. Но ведь… Как будто что-то закоротило в голове, и Ромка догадался. И пошёл вдоль берега. Идти без фонаря оказалось не так уж и трудно. И даже холмы, заросшие ежевикой. В темноте они казались чёрными и блестящими. Знал, стеснялся её и никому не рассказывал. Значит, пешком он должен был добраться до дырки в заборе за час. Ну или около того. Ромка заметил время и теперь то и дело поглядывал на часы. Стрелки он видел неплохо.

Вот и Ромка привык. И тропа закончилась. И нечего дёргаться. То самое, в котором Ромка прятал книгу и морской компас. Он подошёл к камню, перегородившему тропу, разулся, закатал повыше штаны. Ботинки связал шнурками и на этих же шнурках повесил себе на шею. Носки спрятал в карманы. И вдруг всё прошло. Он повторял строчки, которые знал, и был вполне доволен.

Обычные крылья с жёсткими серыми перьями и коротким белым пухом. Пух легко впитывал запахи, и они, запутавшись в невесомых волосках, поселялись там надолго.

Ромка идёт вслепую уже вдоль этой новой стены и там тоже не находит ничего. Только стали не такими послушными, как раньше, и чтобы ими шевелить, нужно прилагать вдвое больше усилий. И морской компас у него есть, и складной нож. А у Ромки только фонарик – и ничего больше. Они чуть не столкнулись лбами и одновременно поняли, что никакая это не коробка. Свет горел везде – на кухне, в большой комнате, в спальне бабушки и Лыса Петровича.